Гражданская война на Южном Урале

К лету 1918 году, по мере развертывания боевых действий, Гражданская война неизбежно втягивала в свой водоворот миллионы людей.

Зачастую фронт проходил не только через леса и поля, а и через семьи, через души и сердца людей. Заполнив тюрьмы сторонниками Советской власти и физически уничтожив наиболее активных из них, белогвардейцы рассчитывали парализовать этим всякое сопротивление.

В ноябре 1918 года верховным правителем на Урале и в Сибири стал адмирал Александр Васильевич Колчак. Репрессивные меры против «несогласного» населения усилились. Лишь немногим жителям Урала судьба улыбнулась, и они уцелели в этой страшной мясорубке Гражданской войны и смогли вернуться на родину.

Сопротивление

Усиление карательных мер вызвало ответную реакцию – сопротивление со стороны населения. Журналист и краевед из Юрюзани Леонид Сурин писал: «В окрестностях Юрюзани, в предгорьях хребта Шуйды возникла партизанская группа, которой командовал вначале Петр Карлин, а позднее — Василий Климанов. Из числа жителей села Тюбеляс такая же партизанская группа, превратившаяся вскоре в небольшой отряд, возникла в окрестных лесах под командованием Николая Князева.

Возле села Александровки и Тюлюка начал действовать небольшой, но очень активный отряд под командованием деревенского кузнеца Лаврентия Кирилловича Закаляпина». Все это весьма тревожило белогвардейцев.

Начальник Златоустовской уездной колчаковской милиции после инспекционной проверки окрестностей Юрюзанского завода доносил вышестоящему начальству: «По проверке мною района выяснено, что положение шаткое: сильный большевизм развит в Юрюзани, Минке, Насибаше и Тюбелясах, много дезертиров из белой армии. Прошу содействия перед начальником гарнизона, прислать в Юрюзань для ловли дезертиров и большевиков, скрывающихся уже по несколько месяцев, для укрепления милиции хотя бы пятьдесят человек казаков в распоряжение начальника участка, которому необходимо побыть в Юрюзани хотя бы два-три месяца».

Эта просьба была выполнена, и устрашающая петля репрессий стала затягиваться еще туже.

В те же майские дни, когда на окраине Катав-Ивановска погибли Георгий Дудин и Константин Борцов, был схвачен в Юрюзани Иван Махетов. Молодой парень пришел в поселок, чтобы похоронить умершего от тифа отца. И когда вернулся после похорон с кладбища, мать попросила:

— Остался бы, сынок, переночевал. Боязно мне одной-то.

Поколебался Иван Махетов и остался, и это едва не стоило ему жизни.

Выйдя ранним утром во двор, вовремя успел он заметить белогвардейских солдат. Перемахнув через несколько заборов, он спрятался в нежилой избушке, но был найден белыми. Его бросили в камеру «арестного дома», где сидели еще трое — Василий Терентьевич Алаторцев, Михаил Александрович Шекунов и молоденький семнадцатилетний паренёк Степан Костин.

Пожилого Василия Терентьевича арестовали лишь за то, что он был избран судьей самими юрюзанцами, как честный и справедливый человек. Когда один из местных торговцев продать тухлое мясо, Василий оштрафовал купца, за что с приходом белых и был по доносу того же торговца арестован.
Михаил Шекунов и Степан Костин угодили за решетку арестного дома как бывшие красногвардейцы.
Майским утром вывели всех четверых и повели под конвоем через Семеновский мост и насыпную дамбы в Василовку, а затем конвой повернул арестантов в сторону, где сейчас находится город Трехгорный. А дальше произошло то, что описано в книге «О смелых и находчивых»: «На широкой поляне, с осени, заваленной кучами хвороста, остановились конвойные и кольцом окружили арестованных. Щёлкнув офицер золотым портсигаром, небрежно папиросу в угол рта кинул.

— Ну-с, вот и пришли, — сказал он, закуривая.

Краем глаза покосился Михаил Шекунов на солдат, на офицера, на Ивана Махетова глянул. Лихорадочным блеском горели глаза Шекунова.
Указывали они Ивану на молодой соснячок у опушки леса, на кучу хвороста, которая была между Иваном и ближайшим солдатом. Понял Иван этот взгляд. Понял и другое: терять нечего. Шагнул Иван к солдату, который стоял, опершись на винтовку, и к офицеру повернулся:

— Разрешите хоть покурить перед смертью.

— Кури, — равнодушно прозвучало в ответ. — Только недолго.

Вынул Иван Махетов не спеша кисет из кармана, свернул папиросу, потянулся к солдату за огоньком и вдруг, наотмашь ударив его в лицо, кошкой прыгнул из оцепления и бросился бежать к лесу.

Растерялись и опешили конвойные. Офицер первым опомнился. Подскочил он к одному из солдат, выхватил у него винтовку, рывком к плечу бросил. И не добежать бы Ивану даже до кучи хвороста, не то, что до лесу.

Сразила бы его винтовочная пуля. Но ястребом кинулся на офицера сзади Шекунов, сбил его с ног и, вцепившись пальцами в жилистую шею, придавил к земле.

— Ванюшка, беги! Беги! — услышал Иван за спиной отчаянный крик, и крик этот подхлестнул его. В две секунды прыжками добежал он до деревьев и исчез густых зарослях молодого сосняка. И только тогда вслед беглецу загремели выстрелы. Пули засвистели над его головой, срезая ветки, но ни одна не задела.

А на лесной поляне солдаты пинали и топтали Михаила Шекунова сапогами. Поднялся с земли офицер, погладил свою шею рукой и выхватил из ножен шашку. Ослепительно сверкнула на солнце холодная сталь клинка и опустилась Шекунову на голову. Но всего этого Иван Махетов не видел.

Задыхаясь, теряя сознание, он бежал и бежал по лесу. Ветки больно хлестали его по лицу, цеплялись за одежду. Споткнувшись о камень, Иван упал, до крови рассек ногу, поднялся и побежал снова. И, пробежав еще с десяток шагов, обессиленный рухнул в траву. Ни звука не слышалось в дремотной тишине леса. Но вот издалека расколол эту тишину винтовочный залп. Иван понял, что означал этот залп. Он заставил себя встать и, прихрамывая, пошел по лесу все дальше в дальше, туда, где в лесных чащобах скрывался партизанский отряд».
Спустя месяц еще четверо красногвардейцев партизан, которые попали в плен к белогвардейцам, проделали из арестного дома такой же скорбный последний путь, как Алаторцев, Шекунов, Костин и Махетов. Из арестного дома — в сторону Василовки.

Филипп Панфилович Колобов, Иван Николаевич Мохначев, Малахов Тимофей Иванович Малахов были местными, уроженцами Юрюзани, а четвертый — Василий Аверкиевич Суворов был со станции Вязовой. Василий Аверкиевич участвовал в боях первой мировой войны, после революции воевал на Дутовском фронте с белоказаками, потом вернулся домой и работал в депо. Всячески вредил белогвардейцам. Был арестован белыми, бежал, скрывался в партизанском отряде на горе Осиновой. И снова был арестован, несколько дней содержался в арестном доме, который находился на главной улице Юрюзанского поселка — улице Советской, в те годы она называлась Вознесенской.

Белогвардейцы вывели арестованных из арестного дома, где их жестоко истязали. Под усиленным конвоем повели в сторону Василовки. Но, видимо учитывая неудачу предыдущего расстрела, белые даже до леса их не довели, расстреляли прямо на Семеновском мосту через пруд и сбросили тела казненных в реку.

Прежде, чем убить связанных проволокой людей, белогвардейские палачи долго издевались над ними. Суворову распороли шашкой живот и только потом пустили пулю в затылок.

Растерзанные, обезображенные тела связали вместе, привязали мешок с камнями и сбросили в пруд. Позже тела погибших были перезахоронены в Братских могилах на кладбище, а на местах их расстрела появились памятные обелиски.

Так, в шестидесятых годах прошлого века ветераны, который опалила Гражданская война, установили напротив столовой лесозавода скромный обелиск, сложенный из камня в память о погибших земляках. Но шли годы, памятник обветшал, и по инициативе коллектива Юрюзанского комплексного леспромхоза был установлен новый памятник из красного мергеля — огромная глыба, весом в несколько тонн. На камне высечены расходящиеся лучи звезды и прикреплена металлическая табличка с фамилиями погибших земляков. Табличку со старого памятника передали в городской музей, где она до сих пор хранится.

Последние дни

Перед самым приходом Красной Армии, когда дни колчаковцев на Южном Урале были уже сочтены, белогвардейцы расстреляли в Юрюзани, на опушке леса за Галицким полем Петра Ивановича Акшенцева, Ивана Панфиловича Карлина, Дмитрия Петровича Привалова и Александра Ивановича Чернецова. Был среди этой группы расстрелянных и уважаемый всеми в Юрюзанском поселке Дмитрий Максимович Малясов. В царскую ссылку угодил он еще за десять лет октябрьской революции.

Арестовали и его брата Василия Максимовича за стычку с управляющим Юрюзанского завода Жалобиным. Царский суд был на расправу скор, и братья Дмитрий и Василий Малясовы были отправлены на два года в Сибирь.

Когда вернулись из ссылки, Юрюзанский завод был уже закрыт. Пришлось искать работу и кусок хлеба на стороне. После февральской революции Дмитрий Максимович вернулся в Юрюзань и сразу оказался в гуще событий, охвативших поселок. Он вступил в Красную Гвардию, работал в Совете. Не захотел скрываться и жил открыто, не таясь и после колчаковского переворота. Жила многодетная семья в постоянной тревоге, перебиваясь своим хозяйством да случайными заработками.

Леонид Сурин писал: «Тихий вечер опускался над Юрюзанским поселком. Уже давно прогнали стадо по улицам Курмыша, когда в ворота Малясовых осторожно постучали. Дмитрий Максимович отпер калитку, и во двор вошел пожилой служащий земской управы.

— Дмитрий Максимович, я к тебе на минутку, — сказал он почти шепотом, хотя во дворе никого не было. — Ты бы скрылся куда на время. Разговор слышал. Нынче ночью хватать вас всех собираются.

— Кого всех? — спросил Малясов.

— Ну, всех, кто с колчаковской властью несогласный. Не хочу брать грех на душу, решил упредить. Ты беги, беги, Дмитрий Максимович.

— Да куда ж я побегу? — невесело усмехнулся Малясов. — У меня же пятеро. Я скроюсь, а жену терзать будут. На детишках отыграются. Нет уж, будь что будет. Может, увидят мою ораву и пощадят.

— Ну, как знаешь, — и посетитель растворился в вечернем сумраке. В ту ночь Дмитрий Максимович и жена его Мария Дмитриевна не сомкнули глаз. Пятерых ребятишек уложили на пол, постелив половики. Сами улеглись рядом — Дмитрий Максимович с одного краю, жена с другого.

В два часа ночи раздался в ворота громкий требовательный стук:

— Открывай!

Дмитрий Максимович как был в нижнем белье, так и вышел во двор отпирать ворота. Вошел в избу офицер с солдатами. Зажгли лампешку. В ее неровном свете офицер оглядел спавшую на полу ребятню и поднял брови.

— Однако большая семья у тебя.

— Да, большая, — согласился Малясов, и в душе его затеплился огонек надежды. Но офицер недолго раздумывал.

— Собирайся, — приказал он.

Мария Дмитриевна бросилась было собирать в мешок сухари, но ее остановили:

— Не надо.

В ту же ночь арестовали Петра Акшенцева, Ивана Карлина, Дмитрия Привалова и Александра Чернецова. Все они были год назад в Красной Гвардии и ездили с красногвардейским отрядом под Верхнеуральск сражаться с атаманом Дутовым.

Недолгим был допрос в арестном доме. И вот повели всех пятерых через Галицкое поле по катавской дороге. На опушке леса защелкали затворы. Прогремел залп, потревожив раннюю предутреннюю тишину.

Наскоро забросав неглубокую яму землей, солдаты во главе с офицером вернулись в поселок».

Ровно год хозяйничали колчаковцы на территории Катав-Ивановского района, и этот кровавый год стоил жизни многим. Об этом напоминают сегодня скромные обелиски, установленные на местах расстрелов и на братских могилах в Катав-Ивановске, Юрюзани, Усть-Катаве, Минке и Вязовой.

Ольга ЮДИНОВА
фото из архива