Не всякое «убывание моногородов» полезно для страны

В новейшей истории России моногородам досталась незавидная доля. Но, говорят, любая проблема — это хорошо замаскированный успех, надо только уметь разглядеть ростки новых возможностей. И странно порой осознавать, что от наших сегодняшних мыслей и поступков зависит чье-то будущее.

Еще семнадцать лет назад Трехгорный осуществлял задачи, к решению которых большинство моногородов приступило только в 2009 — 2010 годах по настоятельной «просьбе» Президента РФ. В сложнейшую для страны «эпоху перемен», когда большинство муниципальных образований пытались просто выжить, спастись от нищеты любой ценой, Трехгорный взял курс на диверсификацию экономики, создав десятки новых предприятий.

Власти разного уровня оценивали в то время нашу работу примерно так: «Пример Трехгорного показывает: если поставить большую цель и не подменять энергичную работу рассуждениями о ней, то и в сегодняшней России можно добиться многого…» (Из интервью губернатора Челябинской области Петра Сумина газете «Челябинский рабочий», 2000 год).

«Что нам делать с моногородами? Стоит ли инвестировать в развитие неэффективных городов?», — варианты ответов на эти вопросы — самые разные. Одни утверждают, что «убывание малых городов — это непреодолимая тенденция», что «бюджетная поддержка таких муниципалитетов…нецелесообразна» и «куда рациональнее было бы сосредоточить усилия на городах-миллионниках» (Э. Набиуллина, 2013 год). Другие предлагают спасать моногорода, выделяя деньги под социально — экономические программы развития территорий. Кто прав?

Как человек, четырнадцать лет руководивший ЗАТО (классический вариант муниципального образования с монопрофильной экономикой), могу заметить, что не всякое «убывание моногородов» полезно для страны. Прежде, чем делать какие — либо выводы о нецелесообразности их существования, стоит вспомнить о том, кем и ради чего они создавались? Какую миссию выполняли?

Моногорода — «бизнес-проекты» государства?

Изучив двухвековую историю моногородов горнозаводского региона Южного Урала, можно заметить, что дымящие заводские трубы для жителей этой территории всегда были синонимом личного благополучия. Возможно, кто-нибудь и когда-нибудь заставит поверить людей в новые атрибуты счастья, но пока они верят в свои заводы. Непонятная чужаку привязанность жителей здешних мест к своим предприятиям — одна из составных «уральского кода». Почему заводы оказались для них дороже свободы и во время восстания Пугачева, и в 1861 году, после отмены крепостного права? Что держит их здесь, если есть возможность выбора другой, более легкой судьбы? Иногда кажется, что люди связаны какой-то незримой пуповиной с этим пространством и этим образом жизни.

С чего начинались и как выживали моногорода в 18-20 веках?

Каждый город — завод, в каком бы столетии он не родился, всегда был бизнес — проектом государства. Стране требовался металл — строили железоделательный завод и рабочий поселок при нем. Лишалась идея государственной поддержки — предприятие останавливалось, жизнь в округе замирала.

Горнозаводские моногорода, зависимые от своих предприятий, всегда жили рывками: от одного государственного проекта до другого. Иногда они замирали на десятки лет, дожидаясь «нового назначения», но всякий раз возрождались и делали мощный рывок в своем развитии. Причем, почти всегда их реинкарнация была связана с появлением очередного проекта государственной важности. Так что многим из них и теперь нужна для жизни просто хорошая, мощная идея.

Корни этой истории — в 1719 году. В то время вышел Указ государя, открывающий русским промышленникам дорогу на Урал и в Сибирь. Петр Первый дает колоссальные привилегии всем, кто занимается поиском рудных мест на Урале и строительством горных заводов: «Соизволяется всем, и каждому дается воля, какого бы чина и достоинства ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях искать, плавить, варить и чистить всякие металлы. Все, кто откроет металлы и минералы, должны объявить об этом в Берг-коллегию, прислать на исследование пробы руды и просить позволения строить завод…, если владелец земли сам не захочет участвовать в поиске и разработке руды, то принужден будет терпеть то, что другие в его землях будут минералы искать, и копать и переделывать будут, дабы божье благословение под землей не осталось» («На южноуральских заводах», А. Мукомолов).

На Урале начинается массовое строительство заводов. Среди первопроходцев — симбирские купцы Иван Твердышев и Иван Мясников — будущие основатели четырех, существующих и ныне в нашем регионе, городов. С 1744 по 1756 годы они строят в этих местах 5 медеплавильных и 5 железоделательных заводов. Были периоды, когда предприятия катав-ивановских промышленников поставляли на рынок страны 23 % всей выплавляемой в России меди и 12% железа.

Исполнителями грандиозного проекта двух Иванов были тысячи крепостных крестьян. В 1742 году сюда,в тайгу, прибывает первая волна переселенцев. Семьями и целыми деревнями люди едут в новую, неведомую жизнь. Крепостных крестьян заводчики скупают в Симбирской, Архангельской, Новгородской и других губерниях центральной части России. Народ отбирается особый: крепкий, хорошо владеющий ремеслами.

Именно этому народу предстоит навсегда сродниться с суровым климатом и тяжелой работой. Именно этому народу выпадет жребий — построить в тайге города, заводы, дороги, плотины, научиться добывать руду и плавить металл. И этот же самый крепостной народ, старавшийся вписаться в иерархию новых ценностей, умудрялся хранить традиции своих предков.

Николай ЛУБЕНЕЦ. Продолжение следует.